7/20 июня 1896 – 5 ноября 1982
Архимандрит Феофан (в миру Федор Петрович Обмок) родился 7 июня (по старому стилю) 1896 г. в селе Крутой Берег Полтавской губернии, в семье бедных крестьян Петра и Вассы Обмок.
Федор рос хилым и болезненным. Мать мальчика умерла рано. Перед ее смертью отец Федора в отчаянии обратился к ней: "На кого оставляешь сына?". "На Матерь Божию!" – твердо ответила она. Вскоре умер и отец. Было тогда Федору всего семь лет.
Его взял к себе в дом родной дядя. Но болезненный мальчик оказался обузой в семье дяди, которой с трудом приходилось сводить концы с концами. Поэтому решено было определить Федора в Лубенский Спасо-Преображенский монастырь, куда его вскоре и отвезли.
В монастыре Федор сформировался как ревностный молитвенник и истинный подвижник. Он приобрел обширные знания, многое научился делать, обогатился духовным опытом.
Вначале Федор обучался в церковноприходской школе на средства монастыря, при котором жил, и, видимо, был способным учеником, так как по окончании полного курса обучения ему предоставили возможность продолжить учебу в церковно-учительской школе, а затем – в Духовном училище при монастыре.
В 1915 году, по окончании учебы, Федор был зачислен в монастырь послушником. Был разгар первой мировой войны, многих послушников мобилизовали, но Федора в армию не призывали из-за слабости здоровья. По силам в монастыре ему давали и послушания, которые он нес в трапезной и на кухне, где научился хорошо готовить, особенно рыбные блюда. Федор также следил за чистотой монастырского двора: полол траву, поливал цветы, мел дорожки, зимой убирал снег. С особой любовью он ухаживал за могилами старцев и монахов в монастырской ограде. Он приходил к ним рано утром, до начала службы. Наведет порядок, зажжет лампадки, все умело и быстро сделает, а уходить не хотелось. Так благостно становилось на душе. Казалось, что само время останавливалось, и освободившиеся от его власти не лежат под тяжелыми могильными плитами, а незримо находятся рядом, ведут с ним безмолвную беседу.
Но скоро пришел конец этой размеренной жизни. После 1917 года страна была втянута в затяжную, кровопролитную гражданскую войну, которой, казалось, не будет конца. 5 августа 1919 года в обитель ворвались красноармейцы. Монастырь был закрыт, 17 ни в чем не повинных иноков и игумена Амвросия расстреляли, оставшихся в живых монахов подвергли принудительному выселению. (См. МГАРСКИЕ НОВОМУЧЕНИКИ (Святые угодники Божии). – Прим. ред.)
Затем, 1920 году, в монастырском храме возобновилось богослужение, в обитель возвратились некоторые ее насельники, в том числе и послушник Федор. В монастыре вновь затеплилась духовная жизнь. Федор вернулся к своим привычным послушаниям, которые выполнял с прежним усердием.
В 1923 году, когда Федору исполнилось 27 лет, он был рукоположен в сан диакона архиепископом Полтавским Григорием (Лисовским) (См. Григорий (Лисовский), митрополит Полтавский и Переяславский. – Прим. ред.). В этом сане Федор служил в монастырском храме, а через год тем же Владыкой был рукоположен в сан священника. Начальствующие обители, считаясь с его слабым здоровьем, не принуждали его принимать монашество. С 1930 по 1933 год отец Федор нес еще и послушание делопроизводителя монастыря.
В 1935 году Лубенский Спасо-Преображенский монастырь был вновь закрыт. Отцу Федору пришлось переехать в Донбасс, куда его пригласили духовные чада. Архиепископ Августин назначил его настоятелем храма Архангела Михаила в селе Крымское (нынешний Славяносербский район (Луганская епархия. – Прим. ред.)).
Исключительной скромностью, непритязательностью, простотой в общении и добротой отец Федор расположил к себе сердца своих пасомых. Здесь проявилось его усердие к молитве, большую часть времени он проводил в храме. Свободные минуты проходили на Донце, т.к. полюбилась ему рыбная ловля. Как вспоминают пожилые люди, отец Федор раздавал пойманную рыбу нуждающимся.
Так незаметно пролетели два года. Наступил 1937 год, ставший роковым для многих, в том числе и для отца Федора. Поехал летом батюшка в Старобельск на престольный праздник. Жила тогда там юродивая Параскевушка. После службы подходит она то к одному священнику, то к другому и говорит: "Ты бери восемь, а ты бери двенадцать". А отцу Федору сказала: "Спеши быстрей домой, одевайся теплей, а то снег, мороз будет, да возьми с собой десяточку: ни больше, ни меньше, только десяточку".
Случившемуся батюшка не придал значения. Со временем забылись и слова Параскевушки. Наступила поздняя осень. Однажды, возвратившись после вечерни в дом, где жил один, управившись с делами, помолившись, он лег спать. В полночь разбудил стук в дверь. От неожиданности быстро вскочил с постели, спросил: "Кто?". Последовал ответ: "Милиция, открывайте!". Когда открыл, вошли два милиционера. Объясняться долго не стали, один сказал: "Отец, собирайся!". Сразу все стало ясно. Быстро собрался. Когда выходили на улицу, успел еще машинально замкнуть за собой дверь. За углом стоял "черный ворон", прозванная так народом милицейская машина, увозившая по ночам людей в неизвестность.
Скорый суд решил: заключенный лишается свободы сроком на 10 лет, с содержанием в лагере строгого режима. В тот же день отвезли на вокзал, вывели на перрон, заполненный народом, который вталкивали в вагоны. Затем поезд тронулся в далекий путь, конечным пунктом которого были известные всем лагеря на Колыме.
Как для отца Федора, так и для всех прибывших в лагерь началась новая жизнь. Пришлось смиряться с положением заключенного, социально опасного элемента, изолированного от общества, а также довелось ощутить на себе безграничный произвол лагерного начальства.
Отец Федор постепенно втягивался в лагерную жизнь, привыкая к ее режиму, превозмогая все лишения. Но непосильным оказался труд на лесоповале. Батюшка был очень слаб здоровьем, не приспособлен к тяжелому физическому труду. Приходилось работать в любую погоду, скидок никому не делали, каждый должен был выполнить установленную норму. Его поставили работать в паре с молодым уголовником. Им предстояло поперечной пилой распиливать поваленные стволы деревьев. Естественно, из-за немощи отца Федора норму они не выполняли, что очень озлобляло напарника, который часто в ярости с кулаками набрасывался на батюшку. Как ни старался отец Федор, работая из последних сил, избивая в кровь руки, ничего не получалось. От немыслимой нагрузки разламывалась надвое спина, ныли в суставах ноги, кружилось в голове. Казалось, еще мгновение — и душа покинет измученное тело. Когда приходил в барак и валился на нары, ощущение боли сменяло чувство невесомости. На некоторое время он проваливался в бездонное пространство, но ощущение холода и голода быстро возвращало в реальный мир. Так претерпевались день за днем годы. Сильно мучила совесть: ведь он подводил напарника, перед которым постоянно чувствовал себя виноватым. Видя безысходность своего положения, решился на крайность. Каждый день во время отдыха стал ходить на протекавшую неподалеку речку и пить холодную воду со льдом. Надеялся на то, что скоро простудится, воспалятся легкие и наступит долгожданное облегчение – смерть. Но, к большому удивлению, болезнь не наступала, даже не было насморка, здоровье стало укрепляться.
Кроме физических, пришлось отцу Федору перенести и духовные испытания. Лагеря создавались как учреждения для перевоспитания посредством трудовой деятельности. Веру в Бога считали вредным заблуждением, стремились искоренить ее из человеческих душ. Отца Федора, как и других священнослужителей, вызывали на специальные беседы, где предлагали отречься от сана, признать себя безбожником. Уговорами, а по большей части угрозами, принуждали подписать отречение. Взамен предлагали уменьшить срок заключения, улучшить условия содержания, перевести на облегченные работы, а то и совсем освободить. Но не дрогнула душа физически слабого человека, укрепляемая силою Святого Духа. Не уподобился батюшка Иуде Искариоту, предавшему Спасителя, остался верным Православию до конца, не польстился на предложенные блага, не подписал отречения. Как он сам впоследствии вспоминал, находились малодушные, которые отрекались от веры и сана. Но обещанных благ они не получали. Наоборот, лагерное начальство к таким относилось с презрением, бойкотировали их и заключенные. Многим из них не суждено было выйти на свободу, легли кости их в вечную мерзлоту без христианского напутствия.
Единственным утешением для отца Федора была молитва. Время для нее находилось только ночью. Не преграждали ей путь лагерные стены, ржавые железные решетки, не было для нее часовых и запоров. Свободно возносилась она к Престолу Всевышнего в ночной тишине, и была услышана. Сама Царица Небесная пришла на помощь страдальцу, покрыла от зла честным Своим омофором. После тяжелых испытаний была явлена великая милость.
Однажды начальник лагеря выстроил заключенных и обратился к ним с вопросом: "Кто может печатать на машинке? Вперед два шага!". Никто не выходил. Отец Федор умел печатать, так как в монастыре он нес послушание делопроизводителя. Но сделать два шага вперед он не решался. Боялся, что заключенные сочтут его симулянтом. Начальник обратился с вопросом и во второй, и в третий раз. Отец Федор решился выйти из строя. Начальник привел его к себе домой, где батюшка и работал: печатал разные документы. На ночь возвращался в барак. Новое его назначение никого не возмутило, по-прежнему все относились к нему доброжелательно. Отец Федор воспринял это как знак особого заступления Божьей Матери, Которую чаще всех призывал в своих молитвах.
Отличавшийся кротким характером, скромностью и трудолюбием, батюшка быстро расположил к себе начальника, который, несмотря на возложенные на него обязанности, в глубине своей души оставался порядочным, честным человеком. Начальник жил вдвоем с очень верующей и доброй женщиной. Отец Федор, умело и быстро справившись со своими делами, старался помочь хозяйке. То подметет или помоет полы, то протрет пыль на подоконниках. Когда хозяева узнали о его кулинарных способностях, его обязанностью стало готовить обед. Его всегда приглашали к столу.
Все было бы хорошо, если бы не тот ад, в который ему приходилось возвращаться по вечерам. Барак жил своей жизнью. Измученные каторжным трудом, грязные, полуголодные люди вызывали у него сострадание. Однажды он решился попросить у хозяйки краюху хлеба, чтобы принести вечером в барак солагерникам. Она сочувственно отнеслась к этой просьбе. Каждый раз тайком он стал носить в пазухе еду, которую заключенные делили дрожащими руками, стараясь не обронить ни единой крошки, по справедливости. Большая часть отдавалась больным – тем, у кого от голода уже начинали пухнуть ноги. От бдительного начальника это невозможно было скрыть. Но на происходящее он закрыл глаза, не разоблачал "заговорщиков". Так продолжалось до тех пор, пока начальник не ушел в отпуск. Заменивший его офицер быстро выявил нарушителя лагерного режима. Отца Федора бросили в карцер. Но когда возвратился из отпуска старый начальник, все стало на свои места.
Ровно десять лет отбыл батюшка в лагере, как и предсказывала юродивая Параскевушка. Когда подходил к концу срок заключения, начальник предложил отцу Федору остаться работать при нем секретарем. Очень привязались они с женой к нему, считая членом семьи, не хотели расставаться. Но ничто не могло удержать батюшку в лагере, с порядками которого не мирилось его христианское сердце. Его истинным призванием было служение в храме, куда поскорее хотелось возвратиться, упасть на колени и вознести благодарную усердную молитву Спасителю и Его Пречистой Матери.
Осенью 1947 года отец Федор вышел на свободу. Согласно предписанию, он направился в Кадиевку (ныне Стаханов). Тогда это был районный центр. Власти предписали отцу Федору стать на учет в селе Крымском.
Впереди предстояли новые испытания. Там, куда он приехал, его никто не ждал. Не было ни родных, ни друзей. Уполномоченный, работавший еще до ареста батюшки, сразу узнал его. Когда отец Федор зашел к нему в кабинет, тот, побагровев, вместо ответа на приветствие гневно закричал: "А, это ты явился? Вон отсюда, чтобы и духа твоего здесь не было!". Выйдя ни с чем из кабинета, отец Федор ощутил себя таким бесправным, каким он не чувствовал себя даже в лагере.
Для окружающих он был чужим. Не знал, куда теперь идти, что делать, к кому обращаться за помощью. В кармане лежал лишь один документ — бумажка об освобождении из заключения. Не было ни денег, ни крыши над головой, одолевал голод.
Поехал он в Ворошиловград (так тогда назывался Луганск). Ночевать пришлось на вокзале. Понял, что даже одежда, в которой возвратился из лагеря, отличала его от остальных людей: ловил на себе их настороженные взгляды. В той жизни, какой они жили, ему не находилось места. Впоследствии, вспоминая об этом периоде своей жизни, говорил: "Был гоним, голоден, обсели вши, никак не мог определиться".
Уповал только на Бога, к Которому, как никогда, обратился всем умом и сердцем, просил помощи, вразумления. Надеялся, что Пресвятая Богородица не оставит в беде, укажет путь к спасению.
После долгих мытарств отец Федор решился обратиться в епархиальное управление. "На все воля Божия, мир не без добрых людей", — думал он, переступая порог духовного учреждения.
Он попал на прием к секретарю епархиального управления, отцу Николаю (Гаврилову). Пришлось рассказать все. Внимательно выслушал секретарь долгий батюшкин рассказ, больно тронувший сердце. Видя безысходность измученного жизнью человека, стоящего на краю гибели, решил оказать помощь. Дал денег, чтобы отец Федор смог купить еды, подкрепиться, предоставил место для ночлега, сам взялся уладить дела.
Отец Николай оказался напористым человеком. Он добился, чтобы толстокожие чиновники оформили все документы, позволяющие поставить отца Федора на епархиальный учет.
К происшедшему батюшка отнесся как к чуду.
Направили его в станицу Луганскую, где служил тогда протоиерей Павел Коломийцев, благочинный округа. Тот должен был определить его на служение в один из приходов своего благочиния.
Отец Павел сразу же проникся к отцу Федору чувством сострадания. Когда отец Федор, обмывшись, надел предложенную батюшкой старенькую, но чистую его одежду, отец Павел сказал ему: "Ешь, отсыпайся, ничего не делай. Тебе нужно восстановить силы, а там видно будет".
В станице отец Федор прожил несколько дней, стал приходить в себя. Постепенно возвращались силы. Отец Павел решил направить его в Красный Деркул, где в то время не было священника. Резко похолодало, нужно было спешить на место назначения, чтобы успеть к зиме устроиться с жильем.
Распрощавшись с отцом Павлом, к которому успел прикипеть сердцем, надев подаренные им поношенный подрясник и старенькую скуфью, с котомкой за плечами отец Федор отправился в путь. Пошел пешком, а ведь предстояла долгая, почти в 50 километров дорога. Дул холодный пронизывающий ветер, после обеда начал накрапывать дождь. Места были незнакомые. Переходя из хутора в хутор, у встречных людей уточнял дальнейшую дорогу. К вечеру пришел в Красный Деркул.
Хуторяне направили его к местному псаломщику — Ивану Даниловичу Вергунову. Отец Федор быстро отыскал небольшой домик, зашел во двор, тронул входную дверь, та сразу открылась. В сенях постучал в ведущую в комнату дверь. Отозвалась женщина, сказала: "Входите". Переступил порог, снял скуфью, перекрестился, произнес: "Пустите странника". Назвался так, потому что действительно считал себя странником, которому негде было приклонить голову. На судьбу не роптал, покорно шел туда, куда вел Промысел Божий. А Господь, по молитвам Пречистой Своей Матери, Пресвятой Богородицы, как раз и привел его к последнему пристанищу, уготовил место, где надлежало ему спасаться самому и спасать других.
Утром следующего дня пошел в храм, где уже собрались верующие, так как весть о приезде нового батюшки облетела почти весь хутор. Первый раз переступил отец Федор порог храма, в котором ему предстояло служить до конца жизни. Сама Пресвятая Богородица привела его сюда долгим путем, исполненным лишений, страданий, различных испытаний.
Небольшая деревянная церковь, возведенная в хуторе Красный Деркул в конце XIX века в честь Рождества Богородицы, многое повидала на своем веку. Некогда стройная, воздвигнутая на высоком фундаменте, славившаяся своими звонкими колоколами, церковь предстала перед отцом Федором обезглавленной, без колокольни.
Купол и колокольню в 30-х годах разобрали комсомольцы, решившие в храме устроить клуб. Они разбили иконостас, вынесли иконы, на западной стороне соорудили сцену, а в алтаре устроили кинобудку. Но Господь не допустил поругания храма в честь Своей Пречистой Матери, посрамил богохульников. Когда в первый раз стали "крутить кино", церковь наполнилась дымом, который потоками струился из-под пола. Молодежь в панике выбежала во двор, но явных признаков пожара не было обнаружено. Когда повторили сеанс, то опять из-под пола повалил густой дым, хотя в здании ничего не горело. После этого случая затею с клубом оставили. Церковь стали использовать как зернохранилище.
Второй раз храм чудодейственно был спасен в январе 1943 года, когда советские войска, очистив территорию России от немецко-фашистских захватчиков, вышли на границу с Украиной. Немцы, хотя и поспешно отступали, но ожесточенно сопротивлялись. К тому же, их стратегическое положение на правом, крутом берегу (речки) Деркул было выгодным. Хутор Красный Деркул на короткое время стал линией фронта. Свистели перелетавшие через крыши домов пули, от сильных взрывов снарядов дрожали оконные стекла, трещал и лопался на речке лед. Один из снарядов попал в крышу алтаря церкви, пробил ее и неразорвавшимся упал на пол. Можно представить, что было бы, если бы он взорвался. От здания остались бы жалкие руины. Но Господь опять сохранил храм, который после окончания войны прихожане отремонтировали и открыли.
Познакомились, батюшка узнал, что в хуторе большинство людей были верующими, многие посещали церковь, приход был дружным. Певчие составляли прекрасный хор, которым умело управлял Иван Данилович.
Определился батюшка и с жильем. Взял его на квартиру Марк Евдокимович Кобеляцкий, очень верующий и добрый человек, многое сделавший для восстановления церкви после ее открытия. Он выполнил плотницкие и столярные работы, сам сделал иконостас, смастерил паникадило. Он стал первым помощником отца Федора. Дружба их была искренней и крепкой, ничто не могло разлучить их.
Батюшка сразу же приступил к своим прямым обязанностям. Служил с большим воодушевлением, с трепетом одевался в священные одежды. Каким благоуханным казался запах ладана, до слез трогало пение хора! Видя искренность и простоту отца Федора, потянулись к нему прихожане, в воскресенье и праздничные дни заполнявшие храм.
Казалось бы, все стало на свои места, приход зажил полнокровной жизнью. Но опять предстояло испытание. Священнослужители и церковные общины облагались тогда непосильными налогами, которые платить было нечем. Колхозники, трудившиеся за трудодни, часто при расчетах в конце года сами оставались должниками. В основном все жили за счет своего подсобного хозяйства. Прихожане снабжали батюшку всем необходимым для жизни, а вот денег часто не было даже на свечку. Но, несмотря на это, налоги нужно было платить. Денег не было. Кроме епархиального управления, беде никто помочь не мог. Туда и пришлось ехать. Там батюшку Федора принял сам владыка Никон, выслушал его и говорит: "Поезжай на приход, служи. Мы заплатим налог". В тот же день, 15 января 1948 года, Владыка подписал Указ № 19 о назначении настоятелем храма Рождества Богородицы хутора Красный Деркул отца Федора. До этого времени, с тех пор как направил его туда отец Павел, батюшка служил в церкви без епархиального указа.
Так, по милости Божией, беда сменилась великой радостью. Окончательно успокоилось сердце, улеглись волнения и тревоги, отец Федор постепенно привык к новому месту.
Полюбили прихожане отца Федора, который все свои духовные и физические силы отдавал служению Богу, старались во всем помогать ему, с усердием посещали храм.
Летом 1948 года решили они покончить с батюшкиными скитаниями – построить для него под горой, что напротив церкви, небольшой домик, где бы он мог спокойно жить. Инициативу в этом деле проявили женщины, их поддержали мужчины. Стройку начинали почти на пустом месте: не было стройматериалов. Но молитва горами движет. Отслужили молебен, окропил батюшка место под дом освященной водой, и начали строить с Божией помощью. Первым делом взялись лепить саман, добыли черепицы. Марк Евдокимович с мужчинами сделали рамы и двери, поставили верх. Дружно проводили толоки. Миром за лето закончили стройку, к осени отец Федор справил новоселье.
Трудами и молитвами батюшки крепчал приход, стал дружной духовной семьей. Приходили на службу верующие из окрестных хуторов и сел. Приезжали издалека, из мест, где были закрыты храмы. Местные жители охотно брали приезжих к себе домой на ночлег.
Так прожил отец Федор три года в Красном Деркуле. Здесь нашел он свое пристанище, покой и счастье, служа Богу в благодатном храме, который хранила и оберегала Сама Царица Небесная. Здесь он обрел ту духовную пустынь, где надлежало ему до конца дней нести молитвенный подвиг, спасать своих духовных чад, которые видели в нем истинного пастыря, учились у него, как нужно жить настоящему христианину.
В это время у батюшки (а ему тогда исполнилось 54 года) созрело решение принять монашество. Духовно он был готов к подвигу, который совершают отказавшиеся от земных благ люди, стремящиеся к тому Идеалу, который зовется Горним Иерусалимом.
С детства Господь призвал его, вел тернистым крестным путем. Как ни трудно было ему, слабому физически, рано оставшемуся круглым сиротой, одинокому, познавшему скорбь и лишения, прошедшему монастырскую школу послушания, испытания и невыносимый труд лагерей, унижения и презрение окружающих, как безжалостно ни обходились с ним, как ни измывались, терзая душу и тело, он всегда терпел. Не роптал, не возмущался. Все принимал как волю Божию, всегда молился за своих обидчиков, с достоинством прошел все испытания. Не стал предателем, когда принуждали к отречению в лагере. Не возроптал, когда, выйдя из заключения, оказался самым бесправным человеком. Теперь, когда все невзгоды были позади, следующей ступенью его духовного восхождения стало монашество.
Намерение отца Федора было одобрено владыкой Никоном, благословившим совершить постриг в последний день осени 1950 года, 30 ноября, в Свято-Петропавловской церкви хутора Верхняя Чугинка отец Федор принял постриг в монашество с именем Феофан. Постриг совершил настоятель храма, иеромонах Антоний (Пузиков), духовник благочиннического округа.
Приняв монашество, отец Феофан в своем храме стал служить так, как принято в монастыре, по полному Уставу, не сокращая чин богослужения. Вечерню начинал, как обычно, в три часа дня, затем следовало повечерие. После читались каноны и производилась исповедь. В праздничные и воскресные дни службу начинал в четыре часа утра. Прочитав утренние молитвы, служил полунощницу, затем утреню. Вычитывались часы и совершалась Божественная Литургия. Этот порядок сохраняется и сейчас.
Особенно трудно было зимой: церковь не отапливалась. Даже в сильные морозы службы не сокращались. Правда, вечерню и утреню приходилось служить в караулке (так местные жители называют церковную сторожку), но Литургию отец Федор совершал в храме.
Скромное убранство храма, полное отсутствие электрического освещения, употребление только восковых свечей, всегда горевших в паникадиле и подсвечниках, умилительное пение хора — все трогало своей простотой, располагало к молитве.
Умилял и сам вид батюшки – маленький, сухонький, с живыми, излучающими свет глазами. Подвижный и словоохотливый в жизни, он, когда служил, преображался. Становился подтянутым, сдержанным, светлело бледное лицо. Искренняя детская вера отличала отца Феофана, была огромной притягательной силой для верующих, видевших в нем большого молитвенника и истинного подвижника.
Служить батюшке помогал Марк Евдокимович, исполнявший при нем обязанности пономаря. Он оказался способным учеником, быстро усвоившим ход богослужения, к тому же, имевшим хороший слух. По ходатайству отца Феофана его рукоположили во диакона. Батюшке стало легче, а службы проводились торжественнее.
Шестидесятые годы были для Церкви очень тяжелыми. Возглавляемое Н. С. Хрущевым правительство взяло курс на построение в кратчайшие сроки коммунистического общества, свободного от религиозных "предрассудков". Открывшиеся после войны храмы снова стали закрывать. Деятельность священников опять была поставлена под строгий контроль. Ограничивало ее и новое законодательство, согласно которому полноправным хозяином прихода являлся церковный совет, нанимавший священника для отправления церковных служб и исполнения треб по просьбам верующих. Таким образом искоренялся дух пастырства. Священников превращали в простых требоисполнителей, проще сказать, наемников.
Жизнь деркульского прихода раздражала местные власти. Многие храмы в округе закрыли, что вызвало большой приток прихожан к отцу Феофану. Особенно много верующих приезжали из Миллеровского района Ростовской области, где к тому времени уже не осталось ни одной церкви.
Рассказывают, что однажды председателя сельского совета вызвали в райком партии, где провели с ним соответствующую работу. Ему пообещали, что если он не разберется с отцом Феофаном, не приструнит его, то тогда быстро разберутся с ним — отстранят от занимаемой должности.
Тот, разъяренный, на следующий день явился к отцу Феофану. Подъехал на линейке* к церкви, привязал лошадей к дереву, вошел в батюшкин дом. С ходу налетел на него, не давал сказать и слова. От злости не помнил, что и говорил. Обещал закрыть церковь, а священника выгнать из хутора, если тот не прекратит собирать народ. Но брань не коснулась сердца угодника Божия, все время непрестанно творившего Иисусову молитву.
Не дождавшись ответа, выбежал председатель на улицу. Кинулся к лошадям. Их на месте не оказалось, не было и на дороге. В замешательстве побежал к магазину, думал спросить у прохожих. Но нигде не было ни души. Лишь только два мальчика стояли на дороге, как прикованные к месту, и смотрели в сторону реки. Подбежал председатель к ним, спросил: "Лошадей не видели?". Те наперебой стали рассказывать о том, что произошло буквально пять минут назад и так поразило их, что они до сих пор под впечатлением.
Ребята шли в магазин, разговаривали между собой. Вдруг впереди, вздымая пыль, через дорогу промчались лошади, впряженные в пустую линейку, и с ходу влетели в реку Деркул. Тяжелая линейка быстро потянула их на дно, в мгновение ока все поглотила вода, оставив на своей поверхности лишь большие круги.
Лишившись от потрясения на некоторое время речи, председатель, не помня себя, возвратился к отцу Феофану, со слезами стал просить у него прощения.
Приходу в это трудное для Церкви время удалось устоять, а после того происшествия батюшку больше не беспокоили. Его неустанные труды были отмечены высокой наградой: в 1957 году Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий наградил отца Феофана наперсным крестом.
Росло число прихожан, прибавлялись и заботы. Многие приезжали издалека, их, прежде всего, нужно было накормить.
Много продуктов привозили миллеровцы, особенно свой знаменитый хлеб. Все шло на общий стол. С помощью прихожан выращивали свои овощи и картофель. Возле домика разбили небольшой сад. Развели птицу. Особенно любил батюшка индеек, гурьбой разгуливавших на раздолье.
В 1963 году архиепископом Борисом отец Феофан был возведен в сан игумена.
В это время приход напоминал небольшой монастырь. У батюшки уже было много духовных чад, которые часто приезжали не только на службу, но и за мудрым советом, благословением на то или иное дело. Много было и добровольных помощников, живших при церкви и по нескольку дней несших различные послушания. Занимались они уборкой храма и его двора, выполняли разные работы по хозяйству.
Со временем хорошие отношения сложились у отца Феофана и с местными руководителями, которые в трудное время стали обращаться к нему за помощью. Летом благословлял батюшка своих прихожан на различные полевые работы в колхозе: прополку полей, уборку бахчи, овощей, покос сена.
Немалую сумму денег по благословению отца Феофана деркульская церковь выделила на строительство асфальтированной дороги через хутор, где раньше в непогоду была непролазная грязь. Когда строили дорогу, то люди радовались и говорили: "Отец Феофан, как хорошо теперь ходить". А батюшка отвечал: "Дорогу сделали, а ходить в церковь некому будет". Со временем эти слова сбылись.
Размеренность жизни была нарушена печалью. В 1972 году тяжело заболел отец Марк. Так и не оправился он от болезни, скончался, проболев два года. Для батюшки Феофана это была большая утрата. Трудно было расставаться с дорогим другом и первым помощником, с которым вместе прожили душа в душу целых 27 лет.
Слабели и батюшкины силы, все труднее было служить ему одному. Стал серьезно задумываться о своем преемнике.
В 1972 году, прослышав о батюшке, в деркульскую церковь впервые приехал Андрей Григорчук. Работал он тогда на одной из шахт Кадиевки, был глубоко верующим человеком. Заприметил его отец Феофан и промыслительно узрел в нем своего преемника. Подозвал к себе после службы и уверенно сказал: "Ты будешь батюшкой". Что и сбылось впоследствии.
За неустанные молитвенные труды и подвиги батюшка был удостоен благодатных духовных даров. Прежде всего, был он опытным духовным руководителем обращающегося к нему народа. Со всеми он беседовал, давал мудрые советы и наставления, в которых проявлялась прозорливость.
Далеко распространилась молва о старце. Потоком шел народ в Красный Деркул со своими бедами, невзгодами, неразрешенными вопросами. В надежде на исцеление приезжало к нему и много больных.
При жизни отца Феофана пассажиры, едущие в автобусе по маршруту "Луганск – Красная Таловка", могли наблюдать такую картину: очень много людей выходили на остановке "Деркул". Одновременно, навстречу, со стороны Миллерово подъезжал другой автобус, большая часть пассажиров которого также выходила. И видно было, как по дороге идет целая вереница людей, направляющихся к домику батюшки. Подойдут, выстроятся рядком и стоят. Ждут, когда отец Феофан начнет принимать. Заходили по одному. Часто от волнения забывали, что говорить, с чего начинать. Но когда подходили к сидящему на стульчике маленькому старичку и принимали благословение, сердце успокаивалось, как-то сразу становилось легче. Батюшка сам начинал говорить и говорил то, что касалось лично обратившегося к нему, а пришедшего охватывало чувство, что старец читает его мысли. Все, бывало, сам расскажет за тебя батюшка, на все твои вопросы ответит, а потом еще и к столу пригласит (любил угощать вареной рыбой с луком, которую сам часто и готовил).
Обращались к батюшке не только рядовые люди. По вечерам к его домику на служебных машинах приезжали, часто с родственниками, облеченные властью чиновники. Приводило их горе: семейные раздоры, служебные неудачи, неизлечимые болезни. Всех принимал отец Феофан, для всех находил слова утешения, всем старался помочь. Многим встреча со старцем переворачивала всю жизнь, пробуждала веру в Бога, Которого они совсем не знали, были далеки от Него.
За усердное служение на ниве Господней отец Феофан в 1975 году митрополитом Сергием был возведен в сан архимандрита и награжден митрой.
Своими пламенными молитвами и богоугодными делами старец не давал покоя врагу рода человеческого. Тот, уязвленный, старался всеми способами отомстить ему, вел с ним непримиримую невидимую брань. Возбуждал против батюшки сердца нечестивых людей, насылал разбойников на деркульскую церковь. Несколько раз они, движимые страстью наживы, совершали грабительские нападения.
Последнее, особо дерзкое, произошло в сентябре 1976 года, на следующий день после праздника Рождества Пресвятой Богородицы — престольного торжества деркульского храма. 22 сентября Православная Церковь отмечает память преподобного Феофана исповедника, Небесного покровителя батюшки. В этот день вечером и было совершено нападение. Сам отец Феофан в письме своим духовным чадам так писал об этом происшествии: "Праздник прослужили благополучно — духовно и торжественно, а День Ангела встречали со слезами и большими скорбями. В 6 часов вечера 9 сентября (по старому стилю. — А. К.) ворвались вооруженные бандиты. Постучали, один сказал: "Открой, я участковый милиционер, — назвал имя и отчество. — Открой, я по служебному делу". Открыли, они набросились на старосту, избили, избранили, связали. Тогда связали и меня.
Кричат: "Давай деньги!". Угрожая ножом, наганом, добились, чего хотели. Забрали все деньги, часы, два креста с украшениями, ключи от дома. Ушли, оставили нас еле живыми.
Я и сейчас в тяжелом состоянии. Страх Божий. Но, слава Богу, что оставили живыми..."
После этого случая батюшка совсем ослабел, с трудом справлялся со своими обязанностями. О своем состоянии говорил так: "Пока служится, но все на исходе, я сам очень плохой. Мое здоровье тает, как воск на огне — идет моя жизнь к концу! Но да будет на все святая Божия воля!".
Серьезно стал он задумываться о своей кончине, загодя заготовил гроб, ограду, которые стояли в притворе храма.
Выйдя на пенсию, чаще стал приезжать послушник Андрей, помогавший отцу Феофану в алтаре. Его стали готовить к рукоположению. В день святого пророка Илии, 2 августа 1980 года, в Одесском Ильинском соборе его рукоположили во диакона, а через год, осенью, – во священника. Он стал служить в храме.
А батюшка Феофан в это время был уже слабеньким, еле передвигался, службу слушал и исповедовал сидя. Состояние его здоровья постепенно ухудшалось. Последние дни отец Феофан уже лежал в своей келии. Но не оставлял старец своих духовных чад, всех принимал. Понимал, что навсегда расстается с ними, благодарил за любовь к нему, прощаясь, напутственно благословлял. Неотступно у батюшкиного одра находился отец Андрей, которому он давал последние распоряжения относительно своего погребения.
Оставаясь в сознании до конца, в окружении своих духовных чад, 5 ноября (по новому стилю) 1982 года отец Феофан мирно отошел ко Господу. Сама Царица Небесная, Пресвятая Богородица приняла под благодатный покров своего любимого избранника. Упокоила неутомимого труженика, которого, по молитве его матери, вела всю жизнь в горние обители, куда он неустанно стремился. Знамением великой милости было то, что батюшка служил в храме в честь Рождества Пресвятой Богородицы и скончался в день между двумя праздниками, посвященными иконам Божией Матери: Казанской и Всех Скорбящих Радости.
Погребение батюшки состоялось 8 ноября. Заупокойную Литургию собором отслужили прибывшие на похороны священники. Отпевание старца возглавил секретарь епархиального управления, протоиерей Борис Панов.
Честные останки старца были преданы земле в церковной ограде возле алтаря, у южной стены храма.
Не зарастает тропинка, ведущая к могиле отца Феофана. Приходит к ней много народа. Особенно много верующих приезжает 21 сентября, на престольный день — праздник Рождества Пресвятой Богородицы. Радостно в этот день звонят колокола. А у могилы старца звучит поминальная молитва — живая связь нас, живых, с тем, кто молитвенно предстоит у Престола Божия и молится о нас, грешных.
А. М. Кудаев
* Линейка – многоместный открытый экипаж, в котором сидят боком к направлению движения.
